День цезарей  - Саймон Скэрроу

Сквозь ватную, заложившую уши тишину, сменившуюся гулкими ударами сердца, в мозг ворвался крик.

– Убийца! – провопил Паллас, выставив перед собой растопыренную длань.

В считаные секунды Катон сообразил, какой эта сцена представилась Палласу и его подручным. Руки префекта были измазаны кровью. Даже если б он говорил им правду, сам факт того, что его застигли с мертвым телом и орудием убийства, наталкивал совсем на другие выводы.

В эту секунду инстинкты в нем возобладали, и он, вскочив, кинулся к стене с окном, схватился за веревку и полез вверх. Внезапность такого действия заставила Палласа замереть, но лишь на мгновение. Отступив вбок, заплечным мастерам он крикнул:

– Взять его!

Те ринулись через комнату. Один скакнул через недвижное тело, в то время как его напарник, поскользнувшись на крови, шлепнулся на четвереньки. Одной рукой Катон уже держался за оконную притолоку. В момент, когда он начал подтягиваться, веревка под ним свирепо дернулась. Он бросил ее и перехватился, пытаясь найти опору понадежней. Скрипнув от напряжения зубами, подтянулся. Ставни были полузакрыты, и, чтобы раскрыть, пришлось боднуть их головой. Снизу за лодыжку его схватили пальцы, соскользнули и уцепились за щиколотку. Чувствуя, что сейчас сорвется, Катон в отчаянии лягнул сапогом, но промахнулся. Зато со второй попытки получилось дать по костяшкам пяткой. Преследователь, жалобно вякнув, отцепился и соскользнул с веревки.

– Не дайте ему уйти! – вопил Паллас от двери. – Шкуры спущу, с обоих!

Ступней левой ноги Катон уперся в грубо оштукатуренную стену, а правую забросил на подоконник и, тяжело дыша, всполз на него животом. Отсюда взгляду открывалось, что веревка крепится к центральной балке стропил и один веревочный конец свешивается в комнату, а другой на три десятка локтей спускается с глухой стены, сворачиваясь в жгут за одним из кустов, что растут вдоль узкого сада-террасы с видом на Форум, различимый отсюда далеко внизу. Между тем подручные Палласа изыскали более удачный способ добраться до своего объекта охоты. Один из них, прислонясь к стене, выставил сведенные ладони для поднятия напарника, а тот с помощью этой подпорки стал быстро подбираться по веревке к Катону.

– Ишь ты… На-ка, получи! – Левой ногой тот пружинисто ударил сверху вниз.

Гвоздяная подошва припечатала пыточнику прямо по физиономии, смяв ему нос и откинув назад голову. Ослепленный и оглушенный ударом, он моргнул, вслед за чем получил повторный удар. На этот раз он отпустил веревку и упал, увлекая с собой товарища. Катон схватился за веревку и дернул ее вверх; кончик в самый последний момент ушел вверх, и те двое не успели за него зацепиться.

Не сумев сдержать победной ухмылки, префект сбросил конец наружу со стены и, снявшись с подоконника, начал, перебирая руками, спускаться вниз.

– Болваны! – неистовствовал Паллас. – Он уйдет! Что встали! Поднимайте тревогу!

Стук калиг прогремел по плитам пола и стих в коридоре. Катон приостановил спуск и крутанулся на веревке, оглядывая сад. На каждом конце стояло по два караула, охраняющих входы во дворец. Что же делать? Продолжать спуск рискованно: могут заметить. Как незамеченным исхитрился проскользнуть в сад убийца Граника, пока оставалось загадкой. Но уж ему-то, Катону, пройти точно не дадут. Это ясно уже сейчас.

А потому остается одно. Привычным напряжением мускулов он подобрался обратно к окну и влез на подоконник. Внизу было пусто, если не считать тела сенатора, вокруг которого медленно скапливалась лужа крови. Короткий конец веревки Катон снова перебросил внутрь и спустился по ней, оставшиеся несколько локтей до пола покрыв прыжком. Орудие убийства все так же лежало рядом с трупом. Катон поднял его, осмотрел – типичный армейский кинжал. Отерев кровь с лезвия и ручки, сунул его за пояс со стороны, противоположной мечу в ножнах. После этого поспешил к двери и осторожно выглянул в коридор. Единственным движением здесь было невесомое колебание язычков огня в светильниках. Катон побежал к углу, за которым исчез убийца, и окунулся в сумрак узкого перехода.

Освещение здесь было утлое – хилые красноватые отсветы светильников, перемежающиеся провалами мрака. Однако на осторожное перемещение времени не было. Из дворца нужно убраться как можно быстрее, причем сделать это лучше в сторону, противоположную той, куда, скорее всего, пошлет поисковые отряды Паллас. Был еще маршрут, по которому ушел убийца Граника; есть вероятность, что он может быть где-то впереди и не так уж далеко. Катон двигался перебежками, выдавая себя предательским стуком сапог. Неожиданно в конце перехода обозначился прямоугольник света, очерченный дверным проемом. В нем мелькнула и скрылась женщина в синей дворцовой тунике (кажется, она несла поднос). Затем – еще одна, в другом направлении. Приближаясь к тому месту, Катон снизил ход до шага, восстанавливая по дороге дыхание и оправляя плащ.

Вышагнув на свет, он понял, что находится в смежном коридоре, которым во дворце пользуются рабы и слуги. Его префект помнил еще по детству: пиршественные залы здесь слева, а кухни справа. Туда-сюда сновали рабы с едой и напитками, а также пустыми тарелками и кувшинами. На Катона, можно сказать, никто и не взглянул. Он повернул к кухням и на подходе к ним увидел молодую женщину; стоя на коленях возле ведра, она подтирала лужу пролитого супа. Префект остановился возле.

– Ты не видела тут мужчину? Он вышел из того коридора всего с минуту назад; причем даже не шагом, а, скорее всего, бегом.

Она подняла глаза, и при виде нависшего сверху офицера-преторианца ее осунувшееся от усталости лицо прониклось тревогой. Катон снова указал на коридор и повторил вопрос.

– Да, господин. Видела. Темноволосый, в красном плаще?

Цвет плаща, а уж тем более лицо того типа Катон не запомнил, но тем не менее кивнул (все равно это наверняка был он).

– Да, именно.

Рабыня указала себе через плечо.

– Он ушел туда, господин.

Катон поспешил дальше. Если рога протрубили погоню, то почему бы, выискивая беглеца, не прикинуться и не побежать вместе с гончими? В конце концов, кто дерзнет остановить префекта преторианской гвардии?

Уже на спуске по короткому пролету лестницы, что вел к выходу, в лицо мягко ударил теплый разморенный дух кухонь, с тяжелой пригарью древесного дыма и жарящегося мяса. Мимо два раба пронесли серебряное блюдо с поросенком, обложенным гирляндой зелени.

Катон остановился на пороге. Ребенком ему доводилось бывать на императорских кухнях, только с той поры как-то стерлась память об их масштабах, требуемых для того, чтобы накормить императора и его гостей. Необозримых размеров пространство с низкими сводчатыми потолками перемежали толстые опорные столбы. Булькали и шипели котлы и сковороды на раскаленных железных решетках и противнях; за всем этим следили потные повара, направляя стаи мелкотравчатых поварят, снующих с охапками дров для печей. Везде, куда ни глянь, освежеванные свиньи, бараны, утки, гуси, ляжки и зады говядины и оленины на вертелах, которые вращали голые по пояс рабы; их спины, плечи и торсы маслянисто взблескивали испариной. Мутным разноголосым хором разносились команды, едва различимые сквозь какофонию бряцанья, бульканья, всевозможных стуков и потрескивания горящего дерева. Дым и пар, смешиваясь, создавали густую, местами почти непроницаемую дымку, сквозь которую призрачно светились красноватые пятна огня. Всякая надежда обнаружить здесь беглеца разбивалась вдребезги.